Наша Смоленская земля богата талантами. Но особое место среди выдающихся смолян занимают два великих композитора – М.И.Глинка и А.С.Даргомыжский. Их многое связывало по жизни. Оба земляки смоляне, оба любили свою малую родину, были всесторонне образованы и имели выдающийся самобытный талант. Их дружеские отношения продолжались 22 года.
14 февраля 2023 года исполняется 210 лет со дня рождения Александра Сергеевича Даргомыжского. Он появился на свет в Тульской губернии, но всегда считал себя смолянином. Его мать Мария Борисовна Козловская вела свою родословную с середины 14 века из древнего русского княжеского рода, произошедшего от владельцев Фоминско-Березуйского удела, расположенного на северо-востоке Смоленской земли. У отца, Сергея Николаевича Даргомыжского, были имения в Тульской губернии и на Смоленщине, он работал на почтамте в Москве, откуда с молодой женой уехал в тульское имение, где и появился на свет будущий композитор. Спустя несколько месяцев после рождения Александра, после изгнания французов, семья Даргомыжских отправилась через Москву в Смоленскую губернию, в родовое имение матери композитора, сельцо Твердуново Дубровской волости Юхновского уезда, ныне урочище Твердуново Исаковского сельского округа Вяземского района. Здесь, под Вязьмой, провёл Александр Даргомыжский первые 4 года своей жизни. Дом в Твердунове сильно пострадал от нашествия французов, но энергия и деловые качества Сергея Николаевича помогли быстро восстановить дом. Полтора года будущий композитор жил с семьёй в Смоленске, куда по службе был переведён отец. С 1 января 1818 года глава семейства получил должность правителя канцелярии Государственного коммерческого банка в Санкт-Петербурге. Его усердная работа в Смоленской губернской комиссии принесла ему уважение и благодарность смолян, чин коллежского секретаря и орден Святой Анны 3-й степени и приглашение на службу в Петербург. В этом городе и прошла вся дальнейшая жизнь композитора. К моменту переезда Даргомыжских в Петербург у них уже было пятеро детей. В большой семье все дети обучались музыке. Старший брат Эраст играл на скрипке, сестра Эрминия – на арфе и фортепиано, младшие сёстры Людмила и Софья, брат Виктор тоже имели музыкальный талант. Но более других детей музыкальный талант проявился у Александра. Интересно, что до 5 лет Саша не проронил ни слова, но слух у него был идеальный.
В семье всегда царила творческая атмосфера. Особое место в воспитании детей занимали поэзия, музыка, театр. Мать Мария Борисовна писала стихи и печаталась в разных изданиях, отец тоже писал стихи. Родители делали всё возможное, чтобы развивать музыкальные способности Александра. С 6 лет он начал брать уроки фортепиано у Луизы Вольгеборн, затем у хорошего музыканта Данилевского, с 9 лет скрипач крепостного оркестра Юшкова стал обучать его игре на скрипке, одновременно брал уроки пения. Он с усердием занимался любимым делом.
Позднее он признавался: «Страсть и прилежание моё к музыке были так сильны, что я, несмотря на многочисленные уроки, на 11-м или 12-м году уже сочинял самоучкой разные фортепианные пьесы и романсы». Музыкальное образование он завершил у отличного пианиста Шоберлехнера, ученика знаменитого немецкого композитора и пианиста Гуммеля. К 17 годам Даргомыжский уже слыл в Петербурге пианистом-виртуозом, прекрасно играл на скрипке. Он взрослел, крепло его мастерство.
Огромное влияние на его дальнейшую творческую жизнь и формирование его как музыканта оказало знакомство с М.И.Глинкой, который стал его музыкальным наставником, другом, советником на долгие 22 года. «Одинаковое образование, любовь к искусству сблизили нас, мы искренно подружились и были на «ты», – признавался Даргомыжский.
Конечно, юный Даргомыжский много слышал о Глинке, в музыкальных салонах исполнялись его романсы, он мечтал лично познакомиться с этим композитором, о котором говорил весь Петербург, тем более, что Глинка недавно возвратился из Италии, где провёл 3,5 года. Их первая встреча произошла в Петербурге осенью 1834 года. В «Записках» М.И. Глинка писал: «Приятель мой капитан Копьев, любитель музыки, привёл мне маленького человека в голубом сюртуке и красном жилете, который говорил пискливым сопрано. Когда он сел за фортепиано, оказалось, что этот маленький человек был бойкий фортепьянист, а впоследствии весьма талантливый композитор – Александр Сергеевич Даргомыжский».
Малорослый, скуластый молодой человек лет 20 с небольшим не блистал особой красотой, но, как видно, заботился о своей внешности. Его небольшие глаза смотрели зорко и умно. Глинка сразу расположился к нему. Для Даргомыжского, наконец, наступила долгожданная встреча. Глинка предложил ему спеть свои романсы, Даргомыжский немного растерялся. После перенесённой простуды несколько лет назад у него повредились голосовые связки, теперь он пел и даже говорил неестественно тонким фальцетом.
«Нет ничего лучше, когда свою музыку исполняет автор», – добродушно заметил Глинка. Даргомыжский сел за рояль и пропел несколько романсов. Каждая музыкальная фраза в его исполнении дышала простотой, естественностью, глубоким выражением.
Глинка с интересом наблюдал за молодым музыкантом. Ему понравился этот требовательный к себе молодой человек, его манера игры на фортепиано, то чувство, с которым он исполнял свои сочинения. Он увидел в нём талант будущего великого композитора. Проникшись к Александру Сергеевичу тёплым чувством, Михаил Иванович рассказал ему как нелёгок и тернист был его путь, по которому он шёл долгие годы, сколько пришлось ему пережить непонимания, как много и упорно пришлось трудиться, чтобы достичь определённых успехов. Как, наконец, ощутил в себе силы создать большую оперу на героический сюжет. Наконец, он сел за фортепиано и стал играть отрывки из своей будущей оперы. Для Даргомыжского этот вечер превзошёл все его долгие ожидания. С этого времени и началась его сознательная творческая жизнь.
Любовь к искусству помогла быстрому сближению обоих музыкантов. Даргомыжский с нетерпением ждал каждой встречи с Глинкой. Он хотел, чтобы Михаил Иванович поделился с ним своими знаниями, опытом, наблюдениями. Он никогда не встречал такого необыкновенного человека и музыканта, который бы ставил перед собой такие великие цели и задачи. В это время Глинка работал над своей оперой «Иван Сусанин», многое уже было написано, многое задумано и ждало своего воплощения.
Глинка в присутствии Даргомыжского играл сцены из будущей оперы, вместе музицировали в четыре руки, часто играли симфонии Бетховена. Даргомыжский впитывал каждый жест Глинки, каждое его замечание, советы. С помощью Глинки Даргомыжский познакомился с произведениями старых мастеров – Бетховена, Мендельсона и др. Он восхищался глубокими познаниями старшего друга, оригинальностью его суждений. На его опыте и на произведениях старых мастеров стал постигать музыкальную науку. Общение с Глинкой, его дельные советы заставили Даргомыжского серьёзнее взглянуть на своё музыкальное призвание и основательно взяться за изучение теории музыки.
На одной из встреч Глинка показал Даргомыжскому несколько тетрадок с лекциями своего немецкого учителя Дена, у которого брал уроки. Возвращаясь из Италии, он 10 месяцев прожил в Берлине. Эти лекции были просты и доступны. Какая это была школа для молодого музыканта! Даргомыжский стал ездить к Глинке 3 – 4 раза в неделю, дружба их крепла с каждой встречей. С неодолимой силой влекло его в эту квартиру. Между двумя молодыми музыкантами установились тёплые, дружеские отношения. Им было интересно вместе.
Они даже внешне были похожи: оба малого роста, живые, подвижные, разносторонне образованные, главное – земляки – смоляне. Им было о чём поговорить. Глинка пел романсы своего друга, аккомпанируя себе на рояле. По его просьбе Даргомыжский исполнял свои новые произведения: балладу «Свадьба», песню «Каюсь, дядя…», комическую «Ведьму». Услышав песню «Каюсь, дядя, чёрт попутал», исполненную Даргомыжским, Глинка со смехом сказал: «Грех будет, любезный Александр Сергеевич, если не напишешь ты комической оперы. Тебе природою отпущен редкостный комический талант. Коли послушаешь меня, разом станешь выше всех музыкантов, когда-либо писавших в этом роде!».
В этих пьесах предстали картины русской жизни, метко схваченные Даргомыжским. Герои этих произведений – люди из народа. От Глинки он унаследовал горячую любовь к народной песне. В свои произведения Даргомыжский вводил подлинные народные мелодии. Его творчество не было столь же многогранным, как творчество Глинки, но значение его наследия оказалось огромно для развития русской музыки. Даргомыжский, как и Глинка, был выдающимся исполнителем вокальной музыки, хотя и не обладал настоящим голосом.
Благодаря Глинке, его музыке, его суждениям, советам у Даргомыжского глубже и чётче, яснее определились его интересы и пути его творчества.
По советам Глинки Даргомыжский написал свои первые партитуры, инструментовал для оркестра фортепианные партии ранних романсов. Это заслужило одобрение Глинки, но он не обольщался, судил свои работы строго и критично. Он наблюдал работу Глинки над «Иваном Сусаниным», по предложению Михаила Ивановича проводил репетиции с оркестром, который был для него настоящей творческой школой. Он всерьёз начинает заниматься сочинительством, издаёт романсы, песни, сочиняет для скрипки и фортепиано, пишет трио, дуэты, квартеты, каждая мелодия в его вокальных сочинениях правдива и драматична. В его шуточных песнях остро проявляются комические характеры. Многие свои сочинения Даргомыжский показывает Глинке, прислушивается к его отзывам и дельным советам.
В это время он начинает работу над первой оперой «Эсмеральда» на сюжет романа В. Гюго «Собор Парижской Богоматери». В 1839 году опера была закончена. Даргомыжский перевёл либретто на русский язык и предложил оперу для постановки дирекции императорских театров. Однако директор А.М.Гедеонов не дал на это согласия. Как тогда писали современники: «Он был врагом русской национальной оперы». М.И.Глинка по этому поводу писал о нём: «Дело известное, что искусство для Гедеонова не существует».
В 1844 году, не добившись постановки оперы, Даргомыжский уехал за границу.
Новый 1845 год Даргомыжский встречал на квартире у Глинки. Он познакомился с жизнью и искусством зарубежных стран, но, как и Глинка признавался: «Чем дольше я живу в Париже, тем больше убеждаюсь, что душою я русский». И Глинка, и Даргомыжский родились с русской душой.
В марте 1845 года Даргомыжский возвратился на родину, а Глинка отправился в Испанию. Приятели расстались на 2 года. Благодаря успеху Даргомыжского за границей, дирекция императорских театров всё-таки согласилась на постановку «Эсмеральды», но не в Петербурге, а в Москве. Премьера оперы состоялась 5 декабря 1847 года и прошла успешно, а спустя 4 года опера была поставлена в Петербурге в бенефис знаменитого актёра Осипа Петрова, но с большими сокращениями, как и опера Глинки «Руслан и Людмила». «Эти годы напрасного ожидания в самые кипучие года жизни легли тяжёлым бременем на всю мою артистическую жизнь», – признавался композитор.
Театральная дирекция делала все, чтобы провалить оперу, но столичная публика, как и московская, оперу приняла хорошо.
Не в чести у директора императорских театров был русский композитор Александр Даргомыжский. Он с горечью говорил сестре Эрминии: «Всё честное в искусстве душит цензура».
После возвращения из-за границы в 1845 году открывается зрелый период творчества Даргомыжского. Ещё в 1840 году он начал работу над оперой-балетом «Торжество Вакха» на стихи Пушкина. Это произведение оставалось незаконченным. После успеха первой оперы «Эсмеральда» Даргомыжский решил возвратиться к этому произведению, и в 1848 году опера была закончена и передана в дирекцию императорских театров. Дирекция без объяснения причин отказалась ставить оперу. Лишь через 20 лет опера была поставлена.
Невежество, произвол, многочисленные каверзы вынудили Даргомыжского на время отказаться от сочинения опер. Он сочинял песни, романсы, арии. Более 100 произведений были изданы и разошлись по всей России. С годами Даргомыжский становится в центре общественно-музыкальной жизни в Петербурге.
«Могу смело сказать, что не было в Петербургском обществе почти ни одной известной и замечательной любительницы пения, которая бы не пользовалась моими уроками или моими советами (Билибины, Бартенева, Шиловская, Беленицына, Павлова, княжна Манвелова и десятки других, менее известных). Мне практически удалось изучить как свойства и изгибы человеческих голосов, так и искусство драматического пения».
В его квартире в Петербурге часто бывали: А.П. Бородин, М.П. Мусоргский, Н.А. Римский-Корсаков, М.А. Балакирев, искусствовед и критик В.В. Стасов. Он был избран председателем петербургского отделения Русского музыкального общества, сблизился с литераторами и художниками. Сам писал стихи к многим своим романсам, активно сотрудничал в журнале «Искра».
В произведениях он хотел чтобы «звук выражал слово», он признавался: «Я не намерен снизводить музыку для забавы. Хочу, чтобы звук прямо выражал слово. Хочу правды».
Н.А.Титов, композитор, современник Глинки и Даргомыжского, писал: «Глинка и Даргомыжский были замечательные пианисты. С появлением романсов Глинки и Даргомыжского все мелкие таланты затмились. Они приобрели неувядающую славу на музыкальном поприще. Сочинения их отодвинули на задний план все романсы их предшественников. Как Глинка, так и Даргомыжский начали своё музыкальное поприще первоначально сочиняя романсы, а потом сделались знаменитыми творцами опер и стяжали себе достойную славу и известность».
У Даргомыжского накопился определённый опыт в создании крупных произведений, занятий с вокалистами, помогла дружба с Глинкой. Всё это побудило его создать ещё одно большое произведение. Он задумал писать оперу «Русалка» на пушкинский сюжет, он давно был во власти пушкинской поэзии, но работа шла медленно. Друзья композитора В.Ф. Одоевский, А.Н. Карамзин предложили дать в Петербурге, в зале Дворянского собрания, большой благотворительный концерт, который состоялся 9 апреля 1853 года. В его программу были включены романсы Даргомыжского, отрывки из его опер «Эсмеральда», «Торжество Вакха» и номер из «Русалки». Почитатели его таланта торжественно поднесли ему украшенный драгоценными камнями жезл капельмейстера. Этот триумф взволновал композитора, и он с новым вдохновением возвратился к работе над «Русалкой».
В это время он часто бывал у Глинки, советовался с ним, приносил прослушать новые вещи, принимал и рассматривал его рекомендации. Людмила Ивановна Шестакова писала: «Брат чрезвычайно интересовался всем написанным, бывал ему всегда рад, восхищался многим в этой опере. Брат говорил ему, что он сам видит и знает, что в «Русалке» и не комические вещи превосходны, но, по его мнению, написать комическую оперу нисколько не легче и что для этого нужен особенный талант, который он встретил только в нём одном. В свою очередь Даргомыжский часто говорил брату, что стыдно ему с таким талантом не сочинять. Глинка иногда отшучивался и пел его романс «Каюсь, дядя…».
Работая над «Русалкой» Даргомыжский ездил в своё имение на Смоленщине Твердуново. Слушал, как и Глинка, народные песни, любил их, записывал. В свои произведения вводил подлинные народные мелодии, слышанные в детстве и юности. Любовь к своей малой родине он выразил словами: «Я очарован деревенской жизнью. Наша смоленская деревня сохранила всю патриархальность древних русских нравов, местности поэтичны и веселы».
Для одарённого с детства тонким музыкальным слухом мальчика и в зрелые годы святым и драгоценным были звучавшие вокруг него смоленские народные песни в родном имении. С малых лет он хранил в памяти колыбельную песню «Идёт коза рогатая» и использовал её в финале оперы «Русалка», где смоленские напевы и смоленский дух.
Эта опера стала третьей национальной оперой России, после опер Глинки. В ней правдиво, глубоко раскрыта драма крепостных крестьян. Это был новый жанр русской оперы. В 1853 году Даргомыжский писал В.Ф. Одоевскому: «…Я здесь тружусь над своею «Русалкой». Чем больше изучаю наши народные музыкальные элементы, тем больше открываю в них разнообразных сторон». Как драгоценны и необходимы в это время были для него советы его старшего друга М.И.Глинки.
Михаил Иванович Глинка неоднократно отзывался о Даргомыжском «как о сильном таланте». «Я сам слышал, как он смирённо сознавал, что Даргомыжский музыкально учёнее его». (Из воспоминаний П. Степанова).
Премьера оперы состоялась 16 мая 1856 года в Петербурге. Опера горячо была принята простой публикой, высшее петербургское общество не присутствовало на спектакле.
Михаил Иванович Глинка и на репетиции не был, так как уже была заказана коляска до Берлина, и в день премьеры он был уже в Берлине, но просил сестру Людмилу Ивановну Шестакову подробно ему описать премьеру оперы. За несколько дней до его отъезда в Берлин Даргомыжский и его любимая ученица Л.И. Беленицына (Кармалина), которая, по её словам, «выросла на романсах Глинки», исполняли для Глинки дуэт из «Русалки» и «заставили его плакать». Настолько был велик талант его друга Даргомыжского. Это была их последняя встреча.
Композитор и критик А.Н.Серов писал после премьеры оперы Даргомыжского «Русалка»: «Наша русская оперная школа, основанная М.И. Глинкой, нашла достойного продолжателя, который при оригинальных сторонах своего необыкновенного таланта может повести нашу оперу по новым для неё дорогам».
П.И. Чайковский считал, что «по своей мелодической прелести, по теплоте вдохновения, по изяществу «Русалка» в ряду русских опер занимает, бесспорно, первое место после недосягаемого Глинки». Критики отмечали непохожесть оперы «Русалка» на оперы Глинки, отмечали оригинальность музыки, сюжета этой оперы.
Эту оперу называют одним из тех классических образцов, из которых потом выросла вся позднейшая русская национальная оперная школа. В этой опере он создал новый жанр русской оперы – народно-бытовую драму из жизни русских крестьян. После смерти Глинки В.В. Стасов объявил на музыкальном собрании: «Вам, Александр Сергеевич, по праву следует возглавить ныне русскую музыку». Он продолжил дело своего друга, учителя.
М.П.Мусоргский, посвящая А.С.Даргомыжскому свою «Колыбельную Ерёмушки», написал на нотах: «Великому учителю музыкальной правды». Это была точно сформулированная оценка творчества великого русского композитора, он, как и Глинка, был настоящим национальным композитором.
В 1865 году Даргомыжский вернулся из заграничной поездки, где был радушно принят в Лейпциге, Брюсселе и Париже. После 10-летнего перерыва, к радости композитора, в Петербургском театре готовились к возобновлению «Русалки». На 17 декабря 1865 года было назначено первое представление. Огромный, небывалый триумф первого же спектакля был таков, что композитор боялся сам себе поверить. Успех всё возрастал с каждым представлением. В дни представлений театр был переполнен, овациям и вызовам артистов и автора не было конца. В театр пришёл новый зритель. Недавно было отменено крепостное право. Народная музыка драмы пришлась по душе этому зрителю.
Публика ждала новых сочинений Даргомыжского. Но здоровье его становилось всё хуже. Александр Сергеевич много лет страдал ревматизмом, который, по выражению врачей, «лижет суставы, но кусает сердце».
После признания его «Русалки» он задумывает написать ещё одно большое произведение – оперу «Каменный гость» по поэме А.С. Пушкина. В письме к своей ученице Л.Кармалиной он признавался: «Несмотря на тяжёлое моё состояние – я затянул лебединую песню. Пишу «Каменного гостя». Я в 2 месяца написал столько, на сколько в прежние времена потребовалось бы мне целый год». Это была незаконченная Пушкиным поэма, и Даргомыжский сам завершал работу.
В одном из писем он замечал: «Что меня мучает – это либретто: вообрази, что я сам плету стихи». Он и раньше сочинял стихи для своих песен и романсов. На большом душевном и творческом подъёме он работал над своей последней оперой, но дни его были сочтены. По завещанию композитора Цезарь Кюи дописал музыку к первой картине оперы, а Н.А.Римский-Корсаков написал увертюру и инструментовал оперу. Эта опера явилась вершиной творчества Александра Сергеевича Даргомыжского.
Композитор умер на 56-м году жизни 5 (17) января 1869 года, на 12 лет пережив своего друга. На панихиде в Симеоновской церкви на Моховой улице Санкт-Петербурга с Александром Сергеевичем Даргомыжским прощалась вся музыкальная столица России. Гениальный талант композитора не принадлежал только ему одному или его родным, поэтому он был похоронен в Александро-Невской Лавре, в некрополе мастеров искусств на так называемой «композиторской дорожке». Постановлением Совета Министров РСФСР в 1960 году могила Даргомыжского была внесена в список исторических памятников, подлежащих охране как памятник государственного значения. Александр Сергеевич Даргомыжский был не только неподражаемым гением в музыке, но и одним из передовых мыслителей своего времени.
Могилы Глинки и Даргомыжского находятся почти рядом. И это не случайно! Два великих композитора, два гения, 22 года прошли по жизни рядом, дополняя друг друга, радуясь успехам каждого. Они прожили яркие творческие жизни, оба своими талантами прославили Россию и свою родную Смоленщину.
Зоя Перепёлкина.
Музей-усадьба М.И. Глинки, д. Новоспасское.
Оставить сообщение: